Виза в страну хауденосауни
К вечеру первого дня путешествия мы с Харрингтоном стояли на берегу
озера Онондага — на том самом месте, где, по преданию, Великий
Миротворец пристал к берегу. Рожденный человеком и посланный Создателем
Великий Миротворец плыл в белом каменном каноэ к индейцам насауни —
Людям Длинных Домов (мы их привыкли называть ирокезами), чтобы
объединить раздираемые враждой племена в мирный союз — Ирокезскую Лигу.
На языке индейцев — Хауденосауни.
В безоблачном небе над холмами сияла знаком удачи радуга, крайне
необычная в такую погоду. А удача была нам в самом деле необходима:
впервые советский гражданин собирался пересечь границу страны
Хауденосауни (О стране Хаудейосауни (другое написание «Ходенасауни») см.
«ВС» № 8/84 — «Паспорт страны Хауденосауни».), которую не найти на
карте мира.
— Соединенные Штаты кончаются здесь! — заявил на этом месте вождь
шести ирокезских племен Леон Шенандоа властям штата, когда те в 1971
году пытались расширить проходящее по земле индейцев шоссе.
— Ни дюйма дальше,— предупредил он вызванных представителей ФБР и военных,— иначе вступят в дело наши воины.
Власти ретировались. С одной стороны, чтобы избежать кровопролития:
хауденосаунийская армия вооружена не только томагавками, а с другой —
потому, что есть более цивилизованные методы решения споров.
Мы представляли себе, как попасть в Онондагу из ближайшего города
Сиракузы, но все же пришлось основательно поплутать. Граждане Сиракуз
старались нам помочь, но имели о резервации и ее местонахождении (а уж
тем более о том, что это — страна Хауденосауни) самое смутное
представление. Резервация и в самом деле невелика — тысяча жителей, в
основном скотоводов.
Наконец
мы увидели у дороги указатель: «Резервация Онондага» — и довольно скоро
въехали в поселок, где в два-три ряда стояли вдоль шоссе ничем не
примечательные сельские дома. Зато лица жителей были достаточно
характерны.
Я немного забегу вперед. Мне довелось побывать во многих резервациях.
Одни победнее, другие побогаче. По сравнению с домами белых американцев
среднего достатка дома индейцев выглядят действительно попроще, менее
выразительны архитектурно. Не так ухожена территория, машины более
старых моделей. Но можно проехать в любую резервацию США, где бы она ни
находилась, к дому каждого проживающего в ней индейца на машине; можно
позвонить отсюда по телефону в любую точку земного шара. У многих домов
установлены дорогие телевизионные антенны спутниковой связи. В крохотных
индейских резервациях я видел собственные компьютерные центры,
телестудии, издательства, выпускающие газеты, журналы, книги, рекламные
проспекты, календари, фирменные конверты с тотемом племени. Некоторые
резервации владеют предприятиями и превосходными курортами. Но это
отнюдь не значит, что в резервациях не осталось серьезных социальных
проблем. Действительно существует между индейским и белым населением США
неравенство — как имущественное, так и правовое.
Как-то, включив в мотеле вечером телевизор, я увидел передачу об
индейской резервации в Южной Дакоте, «самом бедном месте Америки», как
было сказано с экрана. Неустроенность, безработица — и ко всему этому
повальный алкоголизм и наркомания. Что тут первопричина, а что
следствие?
О давнем конфликте между индейцами и белыми, его главных причинах и
природе поговорим чуть позже. Но есть у меня наблюдение, которое, как
мне кажется, в некоторой степени может если не объяснить, то хотя бы
прояснить ситуацию. Чем активнее борется то или иное племя за свои
территориальные и гражданские права, чем неуступчивее его
традиционализм, тем скромнее — если не сказать беднее — оно живет. И
наоборот: там, где индейцы находят с федеральными и штатными властями
общий язык, где они легче включаются в современные структуры, где они
готовы, поступившись своими стремлениями и традициями, принять
американский образ жизни, там они процветают. Им открывается режим
благоприятствования, открываются шлюзы субсидий.
Мы с Таем Харрингтоном побывали в самых разных — с этой точки зрения —
резервациях. Онондага — оплот традиционализма, ее вожди во главе с
Леоном Шенандоа — признанные всей индейской Америкой его духовные
лидеры. Вот почему путешествие мы начали с Онондаги.
Общественный и религиозный центр любого индейского поселка — Лонг
Хауз, Длинный Дом. Тут заседают вожди. Тут совершают ритуалы. И в центре
Онондаги высился Длинный Дом. Открыв входную дверь, мы чуть не
столкнулись с красивым седым индейцем. Он внимательно и вопросительно
взглянул на чужеземцев. «Кто вы, которые осмелились вторгнуться в святая
святых племени?» читалось в его взоре; лицо же оставалось по-индейски
невозмутимым. Мы вежливейшим образом извинились и объяснили, что наш
приезд был заранее согласован с одним из вождей — Ореном Лайонзом.
Совсем недавно он участвовал в Москве во Всемирном форуме религиозных и
парламентских лидеров по проблемам выживания человечества. Прохожие
индейцы в поселке посоветовали нам искать Орена в Длинном Доме.
Там его, однако, не было, зато пожилой индеец оказался самим Леоном
Шенандоа. Вождь зашел посмотреть, как женщины домывают и без того чистый
и свежий деревянный пол перед тайной церемонией. Церемония была
назначена на сегодняшнюю ночь. Попасть вообще в чужой дом, когда люди к
чему-то готовятся,— всегда неловко. Неуместность нашего появления в
Длинном Доме была настолько явной, что — от сильного смущения — мы
спросили вождя: не можем ли чем-то помочь? Говорили мы сбивчиво, и
вопрос был неуклюжий. Вождь усмехнулся:
— Вы, как и все белые люди, предлагаете свои услуги, когда в них нет необходимости.
В данном случае это была сущая правда.
Неудобство,
однако, быстро прошло — благородный Шенандоа великодушно предложил нам
принять участие во встрече с их бразильским братом По-Хи, вождем племени
макисайсе. Преодолев немыслимые сложности и расстояния, тот добрался
сюда, на Северо-Восток США, из амазонской сельвы по очень важному делу.
Прослышав о том, что ирокезы сумели вызволить из музеев часть своих
обрядовых поясов-вампумов (на них, сплетенных из бисерных ниток,
сложными знаками записывали историю племени) и мумий предков, темнокожий
раскосый амазонец прибыл за советом. В Гамбургском музее обнаружен
церемониальный каменный топор, который, по словам По-Хи, украли у его
соплеменников.
Готовившаяся церемония и совместное курение трубки посвящались
встрече с По-Хи. На совете вождей посторонним нет места. Но нам
позволили. Наверное, дело было в экзотичности моего гражданства да еще в
причастности Тая к журналу «Нэшнл джиогрэфик». Дело в том, что этот
журнал — единственное печатное издание белого человека, сумевшее
снискать доверие и расположение американских индейцев. Во всяком случае,
все индейцы, с которыми мы общались, ценили посвященные краснокожим
статьи Харви Ардена и фотографии Стива Уолла.
По левую руку от Леона Шенандоа за длинный стол сели ирокезские вожди
— Орен Лайонз, Уоллес Грин, Ирвин Ралес. По правую — гость из Бразилии с
переводчиком. Лица у всех торжественные, но ощущается некоторая
напряженность: все происходящее действительно важно и необычно.
Но сначала необходимо было выполнить пограничные и паспортные
формальности. Орен Лайонз выложил на стол внушительную гербовую печать
государства Хауденосауни и пограничный штамп. Мы с бразильским вождем
протянули ему свои документы, и все вожди с любопытством изучили их. И в
моем паспорте — по соседству с американской визой — появился глубокий
рельефный оттиск Древа Мира — Белой Сосны, посаженной некогда Великим
Миротворцем на берегу озера Онондага в честь создания Ирокезской Лиги.
Древо было окружено изображениями тотемов кланов — орла, бобра, медведя,
оленя, черепахи.
«Каждый человек, любой народ, готовый следовать закону Великого Мира и
питать корни Древа из своих источников, может найти защиту под его
кроной»,— провозгласил некогда Миротворец, и враждовавшие племена зарыли
томагавки под корнями Древа. Ирокезская Лига контролировала огромную
территорию, ее влияние простиралось от Атлантики до Миссисипи. Мохавки
стали «хранителями Восточной двери», племя сенека — Западной, онондага —
«хранителями Главного Огня».
Ныне не много осталось от былого влияния и территории, на которую
индейцы получили права в 1784 году по договору с только что созданными
Соединенными Штатами. Резервации ирокезов — лишь крохотное вкрапление на
крупномасштабной карте штата Нью-Йорк.
Один из договоров с белыми — голландцами — сохранился у мохавков еще с
середины XVII века: на бисерном вампуме тянутся параллельные сиреневые
линии — не пересекающиеся фарватеры двух судов, следующих своим курсом.
Корабля белых и индейского каноэ. Белый человек не выполнил и этого
договора — пути их пересеклись, подкупом и угрозами англичане и французы
втянули ирокезов, как и другие племена, в военный дележ территории
Америки.
И все же Великий Огонь не погас в Онондаге. Он — в мудрых глазах
сидящего передо мной Великого вождя Леона Шенандоа, в непонятных для нас
рисунках — пиктограммах на отполированном за века деревянном жезле с
навершием в виде орлиной головы. Он — во всех других реликвиях племени, в
трубках со священным табаком. И в этой государственной печати в моем
паспорте, и в том, что племя называет себя нацией (Индейцы в США
предпочитают теперь вместо слова «племя» термин «нация» в западном его
понимании, то есть «суверенное государство».— Прим. авт.),
резервацию — страной, совет вождей — правительством. Именно поэтому они
требуют от США строить взаимоотношения на таком уровне: нация — с
нацией, правительство — с правительством.
Вожди испытующе следили за нами: как мы относимся к традициям и
современности страны Хауденосдуни? Очевидно, они поняли, что с симпатией
и желанием вникнуть, ибо напряженность разрядилась. Окончательно она
спала, когда Шенандоа произнес:
— Вы первые журналисты, которые присутствуют на таком собрании вождей.
Боги ирокезов были благосклонны к нам. Перед нами развернули на столе
большой белый лист бумаги с пятьюдесятью нитями — священную схему
иерархии и истории вождей кланов, незыблемую, как считается, тысячу лет—
со времен Великого Миротворца.
Традиции в Онондаге в самом деле сильны, как нигде. Мы знали, что
наряду с советом вождей существует как бы в тени, без особой огласки,
идущее из глубокой древности Собрание матерей клана. Без него не может
быть принято ни одно важное для племени решение.
— Да, это так,— сказали вожди,— потому что нет на свете никого мудрее
матери, когда дело касается ее детей. Закон матерей — так продумать
любые решения, чтобы они не причинили вреда семи следующим поколениям.
— Значит, у вас матриархат? — спросил Харрингтон.
— Нет,— ответили вожди,— мы просто следуем тому, что скажут наши Матери.
И еще сказал верховный вождь Леон Шенандоа:
— У нас мало денег, но
мы гораздо богаче других — каждым деревом вокруг, каждым зеленым
ростком, каждой каплей росы, потому что мы — часть природы, часть
окружающего мира. Мира, разрушаемого белым человеком в угоду его
ненасытной алчности, мира, разлагаемого нравственно. Но мы твердо знаем,
что спасение — в наших традициях.
Мы знаем, что Великий Дух по-прежнему с нами и наш огонь не умрет никогда.
С бразильским собратом дело развивалось прозаично: его направили к
адвокату племени. Для беседы с ним уже не требовалось ни священной
трубки мира, ни ритуалов, ни обычного адвокатского гонорара:
юрист-ирокез выполнял решение совета вождей.
Я привез вождю Шенандоа номер «Вокруг света» со статьей о нем. Он
сразу нашел свой, слегка искаженный нашей полиграфией портрет и
изображение хауденосаунийского паспорта. И хотя знание русского языка в
стране Хауденосауни оставляет желать пока, мягко говоря, лучшего, журнал
может занять свое место среди реликвий племени. Не более, но и не менее
непонятный, чем пиктограммы на жезле верховного вождя.
Томагавки «Восточной двери»
«Я индеец и горжусь этим»,— значилось на номерном знаке мчавшейся перед нами автомашины.
— Смелый парень,— сказал об этом Тай.
В США можно заказать себе номер с любым числом и любой надписью,
например, «Босс № 1». В конце нашего путешествия — на Тихоокеанском
побережье — мы увидели на номерах изображение лосося, выпрыгнувшего из
воды,— тотем племени. Индейцы стали штамповать собственные номерные
знаки, независимые от штата Вашингтон, на территории которого находится
резервация.
Но пока мы были в штате Нью-Йорк и ехали вдоль берега реки Св.
Лаврентия, соединяющей Великие озера с Атлантическим океаном. Мы спешили
в Акьюсасне — резервацию другого племени Ирокезской Лиги, мохавков —
«хранителей Восточной двери» (О мохавках см. «ВС» № 5/74 — «Мохавки на
лесах».).
На границе резервации нас ждал Генри Ликере, директор отдела по защите окружающей среды административного совета резервации.
—
Не было раньше у нас такого титула: «Вождь по вопросам экологии»,—
невесело усмехнулся Ликерс.— Ни к чему было. Еще лет тридцать назад
индейцы привычно занимались тут охотой и рыбной ловлей. Но в пятидесятые
годы была принята программа интенсивной индустриализации берегов Св.
Лаврентия. Быстро выросли огромные предприятия алюминиевой и
электротехнической промышленности. Никто тогда не контролировал
загрязнение окружающей среды. И теперь тут опасно пить воду, запрещено
давать в пищу детям рыбу. Мохавки лишились всех своих традиционных
занятий: ушел зверь, поредела рыба. Резко выросла безработица.
Вынужденное безделье и апатия привели к росту алкоголизма и
преступности.
— Я с тревогой смотрю в будущее,— сказал Ликере,— что мы оставим
внукам? Вот стал я дедушкой — и первая мысль: нужно бороться за свои
права и за свою землю.
По ту сторону реки, с канадской стороны, громоздились вдали заводы.
Однако двухэтажные особняки посёлка выглядели благополучно. Но, подъехав
к зданию совета, мы увидели пробитую пулями полицейскую машину без
стекол...
В полицейский участок достучаться мы не смогли и отправились на
поиски редакции двух местных газет и телестудий резервации,
объединенных, как нам сказали, под одной крышей.
Редактор Даг Джордж протянул свежий номер «Индиан тайм». С первой
страницы смотрело большое фото подвергшейся нападению машины. Судя по
всему, в резервации случилось что-то чрезвычайное. Из интервью с шефом
полиции мохавков Эрни Кингом следовало, что он с напарником, офицером
Тайлером, преследовал коричневый «кадиллак». За рулем его сидел
17-летний Артур Монтур по кличке «Сладкий». Совершенно не таясь, он
перевозил из Канады контрабандные сигареты — те были видны через стекло.
Задержать его не составило бы труда. Однако полицейскую машину
остановила возбужденная толпа — человек сорок, в основном члены так
называемых «независимых сил безопасности» или «сообщества воинов».
Окружив полисменов, они помешали аресту контрабандиста. Тот скрылся. А
вскоре полицейскую машину обстреляли ночью из крупнокалиберного оружия.
Что за «независимые силы безопасности»? Мы не могли разобраться. Даг начал издалека.
— Резервация Акьюсасне расположена по обе стороны границы США и
Канады, а сама граница проходит как раз через мой кабинет, точнее под
стулом, на котором вы сидите,— он повернулся ко мне.
Не имея при себе канадской визы, я машинально подвинулся вместе со стулом на полметра к стене — в сторону США.
— Не стоит беспокоиться,— рассмеялся Даг,— граница тут условна.
Ведь мы, мохавки, считаемся «независимой нацией», и потому общие
законы и правила на нас не распространяются — проще говоря, мы вне
юрисдикции штата. Полицейский, даже если преследует преступника, не
смеет ступить на землю резервации без разрешения нашей администрации.
Разве что гонится за опасным преступником, совершившим, например,
убийство. Только в этом случае. Это подчеркивает нашу независимость.
Неплохо, правда? Но это же открывает, увы, широкие возможности и для
злоупотреблений,— продолжал Даг.— Вот несколько лет назад в резервации
вдруг начали расти, как грибы, игорные дома. На территории штата они
категорически запрещены, а у нас свои законы. Власти штата смотрят на
это сквозь пальцы, да вообще, кажется, даже поощряют индустрию азартных
игр. И вот этот бизнес разобщает наше общество. Мы хорошо знаем, кому
это выгодно. Хозяева казино и те, кто стоит за ними, навербовали в
Акьюсасне и соседних резервациях полторы сотни головорезов с
«вьетнамской» выучкой. Индейцев, конечно. Эти бандиты именуют себя
«сообществом воинов» и якобы стоят на страже независимости мохавков. На
самом деле они охраняют дельцов и уж если с кем борются, то с нами,
здоровыми силами нации.
Даг рассказал, что доходы в резервации не облагаются налогами, так
что хозяева казино зарабатывают, скажем, миллион или там пару миллионов в
год, а в декларации указывают двадцать, а то и сорок миллионов. За
пределами резервации они бы наоборот преуменьшали доходы, там бы их
налогами прижали, а тут на пару сот тысяч больше отдадут в совет
резервации, зато денежки все стали «отмытыми» без всяких хлопот и
потерь. Вот и стреляют для острастки в полицейскую машину, пытаются
зажать рот журналистам, устроить бойкот.
— Сотни поколений мохавков вырабатывали свое отношение к природе,
свой нравственный кодекс,— размышлял вслух Даг.— Погоня за богатством
несовместима с нашими духовными традициями. Она неминуемо убьет древнюю
культуру мохавков. Что мы можем ей противопоставить? Только правдивое
слово. Мы должны выучить детей родному языку и культуре, научить их
различать истинные ценности в жизни. Уже сегодня мы смогли бы выиграть
судебный процесс против штата, если бы наша община сохраняла единство.
Увы, азартные игры и контрабанда, пришедшие на нашу землю, разложили и
наше руководство. Нет работы, потерян дух. Казино и контрабанда —
слишком сильный соблазн для некоторых. Возможность быстро разбогатеть
оказалась выше нравственных устоев...
Парадоксальные вещи открылись нам в Акьюсасне. Например, то, что
демократические свободы могут служить тараном, разрушающим традиционное
общество. Раньше племенную администрацию назначали вожди кланов,
духовные наставники нации. Теперь возобладала выборная система, вроде бы
и более совершенная, но с ней вместе пришли манипуляции политиканов,
подкуп, шантаж избирателей.
...Несколько минут езды — и вдоль шоссе замелькали неоновыми
рекламами огромные здания с глухими стенами. Они странно смотрелись,
выламываясь из масштабов маленькой резервации.
Мы подкатили к одному зданию и увидели на стоянке десятки машин с
номерами разных штатов. Были даже специальные автобусы, которые привезли
за сотни миль людей, страждущих сесть за зеленое сукно. Возле стоянки и
у входа стояли и неторопливо прогуливались по двое, в упор разглядывая
посетителей, плотного сложения ребята-индейцы с физиономиями
профессиональных убийц — «независимые воины».
Под их бдительными взглядами мы прошли в казино. В первом зале стоял
неумолчный треск игральных автоматов. Чтобы не привлекать внимание, мы
переходили от одного «однорукого бандита» к другому, осматриваясь и
кидая в их чрево двадцатипятицентовики. Всякий раз автомат издавал
металлический лязгающий звук, в нем что-то вращалось, булькало, после
чего он застывал в прежнем положении — в ожидании новой монеты. Рядом
стояли десятки людей — мужчины и женщины, деловито опускающие в прорезь
«даймы» и «никели» и монотонно дергающие отполированный сотнями рук
стальной рычаг.
Было буднично и неинтересно. Но это была лишь разминка перед главным
залом. Там люди в черных костюмах чинно сидели за ломберными столами, а
тишину нарушали лишь реплики крупье да шуршание фишек. Среди крупье я с
удивлением увидел женщину. Мы в наших дорожных куртках смотрелись
чужаками на этом балу и очень скоро почувствовали на себе напряженные
взгляды каменнолицых вышибал. Не задерживаясь, мы покинули казино.
На улице быстро, по-зимнему стемнело. Сели в машину. Опустив стекло
дверцы, я навел фотокамеру на неоновую рекламу, и в ту же секунду от
дверей казино в нашу сторону метнулась одна из маячивших там фигур.
Тай рванул с места, и, взвизгнув шинами, мы умчались в темноту.
Я вспомнил слова одного из духовных вождей Акьюсасне, оставшихся верными традициям:
—
Мы не боимся этих воинов. У нас всегда под ружьем двести своих бойцов.
Одно наше слово — и через час от этой банды не останется и следа.
Белый человек вынудил «хранителей Восточной двери» откопать томагавки из-под корней Белой Сосны...
Статья взята с сайта -
http://www.vokrugsveta.ru/vs/article/5623/
МАГАЗИН
